О`Санчес - Зиэль
– Вот как? Уверен, что при таких наклонностях ты извел всех эльфов во всех древесных дуплах в округе.
– Эльфов? Но эльфы никогда не забираются в такие холод… – Колдун осекся и вытаращился на меня. Помолчал. – Хм… Эльфы – осторожный народец, и мне странно, что такой пентюх как ты, имеет довольно верное представление о… Ну-ка, посмотри мне в зрачки!
Я с готовностью выпучил глаза и, как приказано, стал пялиться на колдуна, стараясь быть предельно искреннее и проще… Видимо, у меня получилось, потому что колдун успокоился.
– Вино у тебя есть? В сумках, в торбах?
Я сокрушенно помотал головой.
– Плохо, человечек. Отчего-то мне захотелось вина именно сегодня… Плохо, что у тебя его не оказалось в нужный миг. Грустно.
Я промолчал с пониманием. Мне тоже отчего-то захотелось вина именно сегодня. И вчера не меньше хотелось. И завтра захочется… и послезавтра. А вот колдуну придется помереть при полной жажде, и тоже сегодня, но он об этом еще не подозревает, тешит грустью одинокое сердце.
Однако, сей волшболюб – законченный негодяй! На дворе осень в полную силу растопырилась, дело к вечеру идет, вода в лужах, избавленная от жестких солнечных лучей, вот-вот изменит видимую сущность, подобно оборотню, захрустит ледяной корочкой под ногами и копытами, я же валяюсь на голой промерзлой земле – вон, аж подтаивает подо мною… Холодно телу моему, а я еще и без камзола, ибо скинул его и бережно повесил на деревянный тын, согласно злой воле нехорошего колдуна! Зябко, сыро, но этой жестокой твари не до моих страданий: кочергой в огонь очага тычет, сгоревшие дрова на угли дробит, жар поровнее расстилает… Дело происходит не в пещере даже, а перед нею, недалеко от входа. Судя по небольшому размеру разведенного огня, по узко расставленным рогулям, он хочет жарить или варить меня частями… Угу, так и есть: загремел железным котелком, жаровней, вытряхивая из них случайный сор, небрежно, коротким заклинанием откатил мое тело в сторону, к небольшой продольной канавке… А пахнет грязная эта канавка разложившейся плотью – потому что кровосточная, которая, вдобавок, редко и плохо промывается… Фу, грязь! Возмущение мое достигло предела, я даже растерялся, не зная, как его выразить, чтобы выглядело поубедительнее, но только этой подлой гадине вовсе не было дела до той бури гнева, что бушевала в моей груди.
Тем временем, колдун прекратил уминать угли в очаге и вынул из-за пояса длинный узкий кинжал – совершенно очевидно, что жертвенный. А он его как разделочный использует, вот ведь святотатец! Я рыскнул глазами по сторонам, пытаясь определить, какому богу он служит, с кем так непочтительно поступает… Хм… непонятно. В этот миг мы с колдуном словно сговорились в своих недоумениях: едва он попробовал кончик ритуального кинжала подушечкой пальца, как лезвие его вдруг расщепилось на пять отдельных полосок, похожих на стальные пальцы, даже с подобием ногтей, а стальные пальцы сами собой свернулись в кукиш под носом у колдуна! Он так и оторопел, не в силах осознать нежданное чудо. И все-таки, надо отдать ему должное: сметлив и скор на мысли оказался мой колдун – зырк в меня! А взгляд такой подозрительный! Я, тем временем, уже принял сидячее положение и заботливо растирал замерзшие бока. По-моему, я даже что-то стал напевать, радуясь возвращающемуся в меня теплу. Из разорванных пут-заклинаний колдуна я добыл ману, какую было возможно, про запас, а остальное сгинуло за ненадобностью. Отстирывать изгаженные портки и рубашку мне лень, да и некогда, придется волшбой их чистить, благо нет свидетелей моему лентяйству, трофейной маны хватит на это с избытком. На самом-то деле, маны и прочих магических подпиток у меня всегда бесконечно много под рукой, весь окоем к моим услугам, но мне так нравится быть рачительным, бережливым! Расточительным – тоже приятно бывать, особенно когда речь идет о кутежах за деньги, тут все зависит от настроения… И опять мне пришлось восхищаться про себя незаурядному проворству мыслей простого, казалось бы, смертного человека: одураченный колдун разжал ладонь, отпуская уцелевшую рукоятку приколдованного кинжала, и молча ринулся прочь! Без слов, даже без оглядки, без попытки постигнуть неожиданное сущее. Ни единого мига заминки! Ох, изряден! Он прозрел главное и презрел остальное. Истинный воин – только на свой колдовской лад! Да вот незадача: рукоятка никак не хотела стряхиваться с руки, прилипла и все! Колдун вскрикнул и завопил: вскрикнул, потому что со всего маху лбом налетел на невидимую заграду, наложенную мной на место действия, а завопил, потому что наколдованные пальцы кинжала-предателя нащупали пальцы недавнего хозяина и сломали ему один… или два, я по хрусту не разобрал…
– И нечего кричать во весь рот! Вон, уже темнеет: привадишь демонов на голос – зададут нам таких ужасов, что молиться устанем. Вот, теперь правильно, молодец.
Колдун словно подавился последним вскриком, притих, но это мои так называемые заклятья на него подействовали, отнюдь не увещевательные слова – своею волей он бы, небось, до самой смерти кричал.
Маловат костерок. Разжечь больший не составило труда, я под это дело приспособил добрую половину осенних дровяных запасов, хозяином накопленных, в полной уверенности, что до отъезда успею сжечь и остальную половину – а зачем она теперь, кому пригодится? Я бы и жилище спалил, да эти проклятые отшельники с колдунами очень уж любят жить именно в пещерах, под каменными сводами, созданными самою природой… Простое пламя тут не справится, а сжигать магическим лень. Да и зачем? У моего доброго знакомого отшельника Снега хотя бы пещера хороша, опрятна, не менее удобна для жилья, чем иной замок, но вот эта вот вонючая нора… Выжжем внутреннее убранство – и достаточно будет.
И серебряный вертел я приколдовал, прочный, удобный, и две рогули по бокам костра… Чтобы помощнее… Ага, эти и кабана выдержат. Смотрит мой недавний обидчик на приготовления и весь такой дергается, извивается, словно муравьи его кусают. Врешь ты всё, проклятый колдунишка, нет на тебе ни блох, ни муравьев, я их до единого отвадил от моего бивака, дабы не докучали собеседникам! А сам думаю: вон как глазенки-то выпучил, вон как лоб в морщины собрал – хоть в императорском цирке его показывай, для увеселения зрителей в перерывах между боями! Не иначе – сказать чего-то хочет. И в который уже раз за сегодняшний день дрогнуло мое доброе, мягкое человеческое сердце: ну, пусть скажет, пусть порадуется напоследок – на вертеле-то несладко ему придется.
Разжечь костер – это первая половина дела, теперь надобно ждать, пока свежие ольховые дрова на угли переведутся, когда пламя превратится в ровный вишневый жар, вот тогда уже…
